Карта Сибирского тракта
1.
Справа выдана: отосланы
В тяжкий путь до октябрю.
Не раздетые, не босые,
Да с поклоном на зарю,
Хлябям в пору не разверзнуться –
До Николы бы успеть
Вверх пройти до той окрестности
Хоть на четверть, хоть на треть.
Прижимая дони* темечко,
Защищая от ветров,
Феодоре было времечко
Помолиться – век суров.
Города сменялись сёлами,
Тракт – рекою, ветром – дождь.
Стала тихой, невесёлою
И Параша. Разберёшь
В этих вёрстах безразличия
Повторяющихся дней?
Потому ли, для отличия,
Повторяла: все ж при ней –
Мать с отцом, молитва кроткая
Да дорога без конца.
Из таких прошений соткана
Высь небесного Отца.
О таком просила с младости:
Только вместе, врозь – не сметь.
Вот оно – величье радости:
Хоть в чужбину, хоть на смерть,
Хоть в жару, в любую стужу ли,
В нищету, в отсыл, в острог…
Поняла Прасковья – лучшею
Ей судьба, коль с нею – Бог!
*Доня – украинский вариант слова «доча»
2.
Тянулся день, как тянет год.
Молчал, терпел ссыльной народ,
Подвода хилая везла,
Вдали мелькали купола.
Колёса вдавливали грязь,
Кобыла шла, не торопясь,
Как знала – дальше, как свезёт,
То по окраинам, то в брод,
То меж лесов, то на погост.
Еще не встала в полный рост
Дорога, сходами ведя.
Уж то-то будет погодя!
И голод рвался к животу,
И – ни приметы на версту
Людского ветхого жилья.
Уже готовит полынья
Развитье редкого тепла.
Зима вся в просеку стекла.
Да только окриками – круг,
И каждый – милостыне друг,
Да только ссыльго спроси?
Как по нехоженой Руси
Ведут-везут. Как крест тяжёл,
Живущие о дальних сёл
К конвойным век не подойдут.
А то на сдачу – плеть да кнут
Получат спины и бока.
И вновь протянута рука
В тоскливой просьбе о куске.
Да жизнь висит на волоске
Пристёгнутого крепежа.
И – то подвода, то баржа,
То спешиваться, отощав.
Куда глаза глядят, устав,
Да ноги еле волокут.
А сзади – стрельники да суд…
О, Волга-матушка, позволь
Тебя выпытывати: сколь
Твои видали берега?
Разливы, песни, округа,
Гонимые из сотни мест,
Скупую ветреность окрест,
Молчащую людскую скорбь,
Канат, уложенный на горб
Заместо висельной петли.
Безжизненных, что не дошли
До пересылки на этап.
Людской ли вой да конский всхрап,
Да выцветшую линь одежд
С свинцовостью налитых вежд.
И батюшка – живой мертвец.
– Самарааааа, – слышно наконец…
«…А понеже те принимаемые люди, из каждого места оправляемы должны быть до наступления лета, водяным путём до Самары; того ради всем тем отдатчикам людей стараться приволить до наступления летнего времени за месяц или менее, дабв в содержании при тех городах затруднения быть не могло…»
/Из Указа 1760 г. «О приёме в Сибирь на поселение от помещиков… крестьян с зачётом их за рекрут»./ Подробнее в Прил.__
3.
г. Самара, пристань Волги, конец мая 1798 года
– Партионные, построиться! –
Зычный голос сыт и зол.
Дожидаемо до Троицы,
Чтоб в Сибири лёд сошёл,
Так и тронемся этапами
До означенных путей.
В очерёд – спускаться трапами,
Да чтоб… эта… без затей,
А не то, глядишь, распустятся
По спине – бичи да кнут.
– Дык, извечная распутица,
Те ж далёко не сбегут, –
Голос выше – закартавился,
Умягчая разговор.
Месяц к месяцу прибавился,
Новый путь ещё не скор.
– Ты мне тут поговори ужо –
Предписанье нарушать! –
Батогами* спину выложу
Чтоб не маялась душа!
Под приглядом, под началами –
Не сподобиться уму –
Потянулась песнь печальная
В пересыльную тюрьму…
*Батоги – палки, использовавшиеся для телесных наказаний в России до 18 века
4.
Самара. Хилый городок,
Не то тюрьма, не то восток,
Не то постой, не то – маршрут,
Какой бы ни был, а – уют
Скитаемых – в последний путь.
– Что, стриженый*, бо не уснуть?
От лих не застит ночь глаза,
Ну буде, добрая слеза
Не ослабила никого.
Грехи? – Молися за того,
Кто слабже малость да глупей.
А сам жешь токма не робей:
С тобою родная жена.
Ещё и дочерь. Как она
Весь ентот страх перенесёть?
– Так выросла за прошлый год,
Что диву дивишься – досуг:
По саду бы, во лес да в луг,
Да замуж бы – тонка рука.
– Да брось ты гмызиться, пока
Есть человек – и доля будь,
Мобыть, прописан – Божий путь
Ей, виданой… Как посмотреть:
Ход преуменьшился на треть,
Сиди себе, чем не житьё? –
Вот хата как бы, то да сё:
Дрова да свечи, хлеб небось.
Ты енто – жалобиться брось,
Давай, налёживай бока,
Да роздыху мне дай пока.
Тюремщик взял на караул,
Зевнул протяжно и уснул.
Григорью нары – вкривь да вкось:
«Ты енто, жалобиться брось…»
*Стриженый – осуждённым сбривали половину головы
5.
Языки людские зла прибавят,
Да осудят спорко, был бы срок.
Загудела мрачная застава*
В перепутье горестных дорог.
Обсуждать – мешки-то не ворочать,
Осудить – что камень взять в рукав.
Параскеве с матушкою ночью
Не спалось, лишенья осознав
В полной мере. Лязганье дверное,
Пересуды, ноги сбиты в кровь.
Конвоиров грубые устои,
И за горы путь, грядущий вновь,
Тольку льду сойти, позволив водам
Разойтись по руслам до морей.
Собиралась с силами природа,
Из Поволжья тронуться скорей.
И, жалея тоненькую юность,
Нежный взор задумчивых очей,
Торопила дальние июни,
Чтобы солнце грело горячей.
Наконец приказом в одночасье:
– Оправляйсь! Готовься! Под Устав!
«Радость есть – покорное согласье
С Божьей волей», – выдали уста…
*Застава – в Русском госудастве и России в 16–19 вв. – специально оборудованное место въезда в город и выезда из него (для проверки документов и сбора пошлин), охраняемое стражей.
«…длинные вереницы этих несчастных странников с громом кандалов, с обозом женщин и детей, сидящих на мешках походного имущества, окруженные конвоем, переваливали через Урал. Эти партии, входя в селения, затягивали известную “милосердную” песнь, и навстречу им выбегали сердобольные жители, преимущественно женщины, вынося несчастным подаяние. Подобным же образом вступали ссыльные и в города…
Эти тянущиеся длинным кортежем телеги, с седоками в серых холстах, с конвойными на облучке, равно как и мрачный вид арестантских барж, встречаемых на Волге с Нижнего Новгорода, составляют современную картину препровождения ссыльных. Баржи эти довольно значительной величины, сверху их сделан тент, между ним и палубой протянута проволочная сетка. За сеткой на палубе видны мрачные лица арестантов, каторжных с бритою головою и их несчастных семейств, помещающихся на палубе. Эту баржу ведет обыкновенно пассажирский пароход, где шумит, конечно, беспечная свободная жизнь.
«Сибирские ссылки дворян». Людмила Коншина
6.
До Казани – махом, путь не близок
В широте устроенных дорог.
Перегоны скорые зависят
От столбов верстовых. Занемог –
Дожидайся царева колодца,
Расстоянья ровные учтя.
– Ох, отец, сурово же придётся…
– Потерпи, любимое дитя!
За грехи – пред Господом отвечу,
От людских суждений – претерплю!
Человеку доброму навстречу
Протяну я руки. Во хмелю
И во страшном сне не знал такого,
Чтоб из дома – разом в дальний край.
Чтобы, точно мёртвого – живого,
Хоть – иди, хоть тут же помирай.
Стану впредь о доле я молиться,
Бог подаст. Укажется и путь.
Параскева, дочка, на – водицы,
Опосля – попробуй отдохнуть
На моё плечо склони усталость,
Верхотурье скоро – пересыл.
Нам от веку только и осталось,
Что помин отеческих могил.
И во сне привиделись Параше
Не хлеба, не солнце, не ночлег,
А земли родимой тишь, да пашня –
Материнский верный оберег…
7.
Под подводой камень – тряскою,
На подводе – ветер сквозь.
– Помнишь, доца, стару сказку ли,
Как бы зло ни назвалось,
Всё одно – горчина горькая.
Только помни ж – буде день!
Солнце станет с новой зорькою,
Обрастёт травой сажень…
– Знае, мамо! Помню веточку,
Шо из лесу принесла,
Берегла як малу деточку,
Ить, она и проросла
В палисаднике заброшенном.
Расцвела. И глядь – сирень,
Скоромна, бела – порошею,
Точно новый светлый день.
Я ея так любовалася,
Что картинкою в саду.
Что-то с ней теперя сталося?
Да и я – куда бреду?..
Обняла Парашу трепетно
Феодора на возу.
И пускать не стала с лепетом
Материнскую слезу.
Затихала высь дождливая,
Раскатилась ночь в края.
Заплутал маршрут прерывами,
Обветшала колея.
Конь уставший брыжжет слюнами –
Не смотри – тяжеловоз.
И возница – тут бы сунулся,
Да плечом – что в землю врос.
Жилы все – согласно возрасту,
Да и тот замедлил бег.
– Даааа, придётся ж, видно, до свету
Становиться на ночлег.
Только негде было спешиться,
Как на хутор близ болот.
Хата – серая, что мельница,
И ветрами также гнёт.
В избу стукнули – непрошено
В темноте не испугать.
– Есть тут хто? –
Мы по-хорошему,
Бабка вышла.
– Не имать,
Токма выждать ночь промозглую.
Пустишь зараз али как?
– Ну сворачивай-де россказни,
Заходи, просить мастак.
Вон палати, там и кинешься,
Жинка с девкой – на печи.
Токма, енто, не раскатывай
На убогие харчи.
И не зырь, шо больно щуплая,
Мне самове не хватат! –
Пригрозив тяжёлой ступкою,
Забубнила:
– Кажный рад,
Заходя, просить с дороги-то
Об несчастном о каком.
Вишь, коровишна убогая,
Небогата молоком.
Да хвороба, будь неладная,
Ну к собакам енту жисть.
По сусекам не заглядывай,
Спать голодныя ложись!
… Гладь беззвёздная колышется,
Будто пойма во лугу.
Параскеве с печки слышится:
– Да стрекавы настригу, –
Бабка с кем-то пререкается,
Встав. Тихононька – река.
Достаёт из дальней ставницы*
Добру кружку молока.
И Парашу во сторонушку
Тянет крепко за плечо.
– На, милая, чтоб до донышка,
Хоть не больно горячо,
Дык с вечерней дойки стояно,
Да хлады, ядрёна вошь…
– Бабушка, мне ж не дозволено,
Что назавтрие найдёшь?
– Пей да цыц, ты говорливою
Шибко выдалась – шо юг.
У меня вон – обходимы ли
Те болота, лес да луг!
Лебедой да разнотравьями
Разживусь, нужда – не горб.
А табе красой купавною
Надо быти. Горе-скорбь
Хыть тебя прибили шибко-то,
Ты ровнёхонько держись.
Да не бушь как слякоть – хлипкою,
Как помолисси…Ой, жись…
Отошла, как речь отрезала,
Покряхтев, да улеглась.
Параскеве с переездами
Снилось то же всё: вчерась,
Будто светлы крылья ангела,
Расходились облака.
И она счастливо плакала:
– Живе Бог! И мы пока…
Под подводой – камень трясская,
На подводе – ветер сквозь.
– Мамо, верь-то, ночью сказкою
Небо мне отозвалось!
*Ставница – кадушка с крышкой, в которой держат запасы.
Сибирский тракт 19 век. Фото из открытых источников
8.
Ровной линией дорожною
Вдаль – размеренность берёз.
Ни печали, ни тревожности,
Только скупостью колёс
Лето тянется по просеке,
Караульных не спросясь.
Будто вновь не будет осени,
Не нырнут ухабы в грязь.
Будто солнечность небесная
Оттого и хороша,
Что она – не местность тесная,
А раздольная душа!