Прасковья. Ямщики. /отрывок из поэмы/


Глава 2. Из Камышлова в Екатеринбург

 «Всё могу во укрепляющем меня Иисусе Христе»Св.Апостол Павел

Камышлов— город областного подчинения в Свердловской области России, административный центр Камышловского района.

        В ноябре 1668 года приказчиком Пышминской слободы Семёном Мироновичем Будаковым было сообщено верхотурскому воеводе И. Я. Колтовскому, что крестьяне и казаки, перевезенные сюда в 1666-1668 годах из Ирбитской и Пышминской слобод, основали Камышевскую слободу. И по указу верхотурского воеводы, который повелевал Будакову «вверх по Пышме реке сыскать место и строить острог», в 1668 году на реке Камышловке был основан Камышловский острог. Строительство острога для «оберегания от калмыцких и башкирских воинских людей» было закончено в 1678-1679 годах. С 1687 года – Камышловская слобода.

        Основным занятием жителей в начале XVIII века было земледелие, а также крестьяне были приписаны к казённым заводам – Уктусскому и Каменскому. В 1763 году через эту слободу прошёл Сибирский тракт.

По материалам фонда «Наш Урал»

1.

Реки, текущие с запада на восток,

Горы Уральские склоном ведут к прорехам.

Русь изначальная ставит и здесь острог,

Чтобы хребту России служить закрепом.

Русь слободская ступает по областям,

Первопроходцем служит краям столицы.

И деревянной прочности – крепостям,

Став на просторе вольном, сама дивится.

Вширь расступаясь лучами до деревень,

Дикие земли приветствует от бесплодий.

Чтобы – хоть словом, а хоть бы сохой задень –

Русью крестьянской поутру в полях восходит.

2.

Поселений древних – видано,

С топорами, без утрат.

Камышлову доля выдана – 

Здесь прошёл Сибирский тракт.

Разрастался от крестьянского

К заводскому – городок.

Потянулись требы царские

Через горы на восток.

Приосанился, забарствовал,

Богатея до купцов.

Добротой широкой дарственен –

Ни жадоб, ни хитрецов,

Лишь уют домов купеческих

Да покатость мостовых.

В лавках – торга красноречие,

Да веселие шумих

Ярких ярмарочных праздников –

Жизнь разлилась через край.

И резных фасадов завязи –

Подходи да выбирай!

3.

Я исчезну в городе твоём,

Я отдам тебе и страх, и муки.

Посмотри на этот водоём,

В нём сегодня омывала руки.

Посмотри на эти небеса,

Я у них подмоги испросила. 

Слышишь, путник, эти голоса?

В них моя неведомая сила,

В них моя житейская тоска,

Оберег, участие, награда.

Добреду до солнца, а пока –

Лишь покой, и большего не надо…

Параскевая бредила, упав

Средь безлюдной дальности окраин.

Городок уставший засыпал,

Убаюкан нежностью печальной.

След людской не сыщется в пути,

Среди улиц – тишь и белоснежье.

За плечо скиталицу трясти

Стала бабка, вышедши, понеже

Услыхала дальний лай собак,

Будто чужака от дома гнали.

 – Матерь Божья, девк, не знамо как

Не замёрзла? Вона, в сеновале

Положить хотя ж бы до утра.

Ну, вставай, милая, ходь до дому…

Приподнялась путница с одра –

Уговор до трепету знакомый.

– Мамо, мамо, к свету покажись

Или снишься мне сквозь тяжб оковы?

Потащила бабка к дому жизнь,

Залезая глубже в плат пуховый…

4.

– Бабушка, хочу поставить свечку

За твоё явленье до меня.

–  Уж, Параша, доброе сердечко,

Полежи-погрейся от огня.

Больно квёла ты ещё, дивчина,

Чтобы шастать с хаты да в мороз.

Вот, погодь, добудем где овчину,

Так и сразу высунешь свой нос.

Расколов последнюю колоду

На охапку, топкою жужжа,

Молока горячего да мёду

Принесла Параше на лежак.

Белым-бел, зачином взял декабрь,

Обездвижен вдоха слабый дух.

– Вот пришли б обозы, я тогда бы

С ними враз, – мечтала внучка вслух.

– Дык куды тебе и торопиться,

Отлежишься, вскормишься – и в путь.

Сколь ещё до тойной до столицы,

Токма сгинуть в поле де-нибудь.

И бабуля, катанки* пристроив

Да годами долгими кряхтя,

На припечь** легла, спросив покоя

Своему спасённому дитя.

*Катанки – валенки

**Припечь – специальная боковая лежанка русской печи

5.

Окропи́ши мя иссо́пом, и очи́щуся, омы́еши мя, и па́че сне́га убелю́ся. 

Псалом 50.7

По грехам – багрянец, истым – снега,

Череде – Господня белизна.

Не пройдёт по выселкам телега,

Не получит должного казна.

Не возьмутся путники в дорогу,

Прекратит и птица свой полёт.

Параскева, чувствуя тревогу,

У окна гостей нечайных ждёт.

– Извелась! Говорено ж – приедут,

Только снег истопчется в накат.

Уложиться б только Божьим следом,

А не то – повернутся назад.

Почистела лбом, бойка Параша,

Как уходом добрым спасена.

Так во всём – святая вера наша

Возращает доблестью сполна.

И молитва истая, честная

Обо всех летит – наперечёт.

С Богом путь – над полем птичья стая,

Да река раздолием течёт.

Только небо примет во печалях

Да по вере выдаст – на живот*.

Средь имён, записанных в скрижалях,

Одному, ревнителю за род, –

Быть забытым надолго, до срока

Возратившись третий век спустя.

Параскева движется с Востока,

У Отца – безгрешное дитя…

Шум и треск доносятся из тракта,

 – Подошёл обоз! – гудит молва.

Параскеве – радость, бабке – плакать,

И подаркам – быть до Рождества.

*Живот – здесь жизнь.

6.

Шёл обоз двенадцати подводах,

В десяти санях – мешки да снедь.

Ямщики, суровые природой,

Торопясь, не мешкали: успеть

Надобно доставить под приглядом

Честь по чести в Екатеринбург.

Час – про всё, согреться дюже надо,

Сколько пережито стуж и пург.

Возле Камышевского острога,

В деревянной церкви* – от начал,

Батюшка молебствие** пел Богу

И скоромной трапезой встречал.

Отобедав быстро, с благодатью:

– Спаси Бог за всё! Благослови!

– Бог благословит! Путём езжайте,

Уж дороги больно снеговы.

На крыльце негаданно-нежданно

В ожиданьи – девица:

– Отец!

И меня с собою без обмана

Умоляю взять на тот конец!

Я в пути обузою не стану,

Буду тихой, трудности стерплю!

– Вот-те на! Что стал-то истуканом?

Ну куды ж такую? Ветер злющ,

Снега – в пояс, смертные морозы, –

Что постарше, пристален чутьём.

Молодой, не больно-то тверёзый,

Улыбался, глядя в окоём.

Видел тоже девицу простую,

Сарафан пошит из лоскутов,

Русый волос, вязаный в косу. И…

За неё в нечастия готов.

За работу всяческую брался,

Чтоб к июлю справить сватовство.

Полюбилась больно, хоть умайся,

А не быть одному. Каково

Ей сейчас живётся у увала***,

Песнь затянет аль не загрустит?

 – До кого тебе, что, скуки мало? –

Обратил к Параше дельный вид.

– Мне идти до самыя столицы,

У царя помилынья просить

Для отца…

И свет разлился в лицах,

И решенье мигом:

– Так и быть!

Полезай в переднюю повозку,

Да рогожу крепко закрывай.

Без тулупа ажноть! Вот загвоздка!

Повернулся к батюшке:

– Бывай!

Забираем малую с собою,

Мололись об ея.

– Бог с тобой!

Если дело делано гурьбою,

Одолеешь путь, хыть не простой,

А не сложный – всяко мы под Богом,

Видит он отчаянье души.

Поддержу удачу жарким слогом,

Да и ты – сдаваться не спеши!

Потянулись сизые окрестья

Под подковы доброго коня.

Год катился радостью известий,

О любви дочерней прозвеня…

*Деревянная церковь – Когда устроена была в Камышлове первая церковь, сведений не сохранилось. Известно только, что в конце XVIII и начале XIX в.в. существовала здесь небольшая деревянная церковь, перенесённая приблизительно в 1816–1817 г.г. на городское кладбище, существовавшему со времени основания Камышлова, где ныне с. Закамышловское. В 1885 году расширена чрез пристройку к ней сторожки и кладовой. В 1858 году, упразднено городское кладбище, возле которого стояла церковь. Со времени закрытия здесь городского кладбища и до 1885 г. церковь эта была приписана к собору, а в 1885 г. Закамышловка и деревни – Обухова и Казакова выделены были в самостоятельный приход. Церковь была закрыта в 1938 году, а после пожара 1943 года снесена.На месте этой церкви теперь поставлен всего лишь в нескольких саженях к юго-западу от настоящего храма небольшой каменный памятник. Надо думать, что как прежняя церковь, так и настоящая построены были около того места, где стоял Камышевский острог. 

**Молебствие – благодарственный молебен

***Увал – дорога в гору

Камышлов. Колокольня Всехсвятской церкви. Фрагмент.

7.

И бесконечность высится в горизонт,

И, повернув, заходит на новый круг.

Снега, не ведавшие хлопот,

И исключений, смиряют вдруг

Морозы, липнущие на щёки,

С теплом великого очага.

И, ускользая во сон глубокий,

Параша видела: берега,

Напившись солнца, всласть пышут жаром,

И лето выдано ей сполна.

Отца, сидящего у хибары,

Да мать, хлопочущу допоздна…

А полдень сдался на милость грому,

Как только сплавился до темнот.

– Праскева, дочушка, ходь до дому, –

Знакомый голос опять зовёт…

8.

    Оба ямщика едут в тулупах и бараньих шапках, вжавши плечи от сильного мороза. Периодически дремота наваливается на каждого из них и головы их поочерёдно слабеют и опускаются на грудь. И тогда, чтобы не дать холоду совладать с сознанием, старший из них, худой мужичок, смуглый и чернобородый, затягивает песнь.

– Ой, зима, ты, зимушка…

Что ж как неродимушка…

Что ж такая лютая!

Ой, дойти б до хутора!

    Второй ямщик, тот, что помоложе, молодой рыжий богатырь с добрыми глазами, подхватывает:

– До свету лучинного…

До теплу за спинами…

Да пригубить чарочку!

Да дремать под прялочку!

    Оживившись немного, поют вдвоём:

– Эх вы, горы гордыя…

Голи принародныя…

С вами люду – загибать,

С вами зверю – пировать…

Ай, да силой меряться,

Токма дело деется –

За верстой лежит верста,

Коли не сминать уста.

Жизнь – родима матушка,

Долг – родимый батюшка,

Поживём ещё чутка,

Божьей волей свысока…

    Раздухарившись собственной песней, поют по очереди во всю мощь своих голосов:

– Ай, земля да широка,

Во земле лежат века.

В дали долгой – реками,

Да людями крепкими…

– Ой, Расея дюжая,

Да не сломишь стужею,

Не спугнёшь дорогами,

Всё одно – до Бога мы…

9.

– Глянь, Григорий, девка там жива ли? –

Не слыхать ни стона, ни словца.

А не то, пока мы запевали,

У нея – кровинки от лица.

Молодой с участьем зрит в подводу –  

Спит Праскева вроде.

– Да жива!

Молодую девичью породу

Не возьмут ни хлад, ни бечева.

– Ой ли так? Рукой пощупай ноздри,

Мобыть спит, примёрзши, аки кость!

– Слышь, Степан, ужо я заподозрил,

Что не дышит! Вдумываться брось

Да гони спорчее бури снежной

До какого ближнего тепла, –

Молодой тулуп снимает прежде,

Укрывает путницу: бела

Как раздолье снежного покрова.

Не дрожат ресницы, стихла грудь.  

– Говорил жа – сгибнет бестолково,

Ай! – бранил серьёзный эту худь…

И Господь, вглянув на безысходность,

Во спасенье кроткого дитя,

Повернул к трактиру путь подводам,

Успокоясь пару вёрст спустя.

Почтовая станция в Сибири. Гравюра 19 века.

Постоялый двор гудел и чавкал,

Выдыхая толоку* в мороз.

– Заходи, служивый! Вона лавка,

Роздыхай покамест. Ждём извоз,

В снегопаде вышла-де задержка.

Лошадь чахнет, стонут котелки…

– Да погодь! Мы с девкою отмерзшей,

Ни лица не двинет, ни руки.

– Заноси, клади поближе к печью!

Первачка б, родимый, – растереть! –

Молодому старший рявкнул речью,

Указав на выданную треть.

– Енто… Щас! Любава, глянь под полом

Да неси ж покамест, маткин дух!

Вона у её одёжа – колом,

Разверни рогожу, грей с синюх!

И хозяин маленькой изобки,

Во снегах приписанной к меже,

Растирал дыханье жизни робкой,

Чтоб спасеньем стать одной душе…

*Толока – толкотня, толкучка, скопление людей

11.

– Нет, Параша, дале – невозможно,

Тока-тока справила живот!

Без тулупа ж как? Как вишь – негоже,

Без овчины всяк в мороз помрёт!

Подкосились ноги от расстройства,

Слёзы – градом, содрогом – рука.

– Не могу я здесь до обустройства,

В Петербург мне надобно, пока… –

Задрожали губы у Прасковы,

Нежный лик наполнился тоской:

– Мне бы за отца замолвить слово,

До того не надобен покой…

– Какова! Упряма, как оглобля!

Чем помочь теперя? Эхехей…

Молодой, чеплашку* приспособив,

Повернул к хозяину:

– Михей!

Ежели нам клич на всю округу?

Да тулуп ей справить? Есть таков?

– Опосля гульбы сметём дерюгу

Да пойдём к Корнилу. В пять рублёв

О том годе в осень привозили,

Расхватали враз – дык всем нужда.

И Гавриле ж, местному верзиле,

Угодить сумели. Ну айда,

Языком – не увальня ворочать,

Надо дело сладить дотемна.

И Михей с Григорием до ночи

Обходили хаты. Ни одна

Не была удачей. Всяк одёжу

Пуще красна золота берёг.

Потому – в морозы безнадёжа:

Коль тулупа нету – не ходок.

Напоследок цену набивают:

– Два рубля добавим! Ох, нужда!

И не торгаши, не скупердяи,

Лишних нет, а свой отдашь – беда.

Воротясь несолоно хлебавши,

Перваком смягчая неудачь,

Мужики, бывалые, к Параше

Обратились тихо:

– Ты не плачь!

Подожди тепла, весной дорога

Станет легче, знамо, во сто крат.

Подойдёт другой обоз в подмогу,

И ко лету будешь в аккурат…

Разлилась из глаз великость бедствий

В худобу стрясающихся плеч.

Молодой не выдержал и сердцем

Вдруг завёл немыслимую речь:

– Погодите, родныя, что если

Ровно так поступим мы: я сам

Девке нашей, чтобы было легше,

На дорогу свой тулуп отдам?

– Сам-то как? Далече не уедешь,

Смерзнешь живо, там и схоронить?

Старший недовольно при беседе

Отрезал надежды слабой нить.

– Побегу я рядом, для сугреву,

Поспорчее споркого коня.

Ну а коли что, с простым припевом

Положите в Божедом** меня.

Как снега отступят под напором

Глубины весеннего тепла,

Так и я Ему представлюсь скоро,

Но Параша станет весела

И исполнит главную заботу

Об отце, болящем в северах.

Жизня что – по Божескому счёту,

Остальное – умысел да прах…

В избяной тиши застыли звуки,

Не дрожала боле сулея***.

Параскева вытянула руки:

– Спаси Бог! Молиться буду я!

*Чеплашка – небольшая миска (тарелка)

**Божедом – или Божий дом, до, выстроенный для складирования трупов при невозможности захоронения в зимнее время (Е.Б.Грузнова «Похоронные обычаи на Руси в конце XVXVI вв.)

***Сулея – устар. Плоская склянка, бутыль с горлышком (преимущественно для вина)

12.

Знать, пора!

В полях белеет утро,

Глаз горящих с ночи не сомкнуть.

Ямщики сбираются премудро –

К Екатеринбургу долог путь.

Параскева сажена в овчину,

Из всего лица – глаза одни.

По дороге видит только спину,

Да небес мерцающих огни.

День сменяет ночи, ночь – к Уралу

Тащит сани в тягостный мороз.

То бежит Григорий рядом с малой,

То Степан бежит, раскутав нос.

Так и прут, меняясь очерёдно,

Отмеряя вёрсты по столбам.

И мороза сизые полотна

Прилипают колкостью по лбам.

Шубу отдав худенькой Параше,

Из саней не тронув: «Тёпло тут»,

Чтобы не замёрзнуть над поклажей,

Ямщики за лошадью бегут.

Лес застыл, таких не видел сроду,

Тяжесть неба сдерживала снег.

Телепались лошади в подводах,

Под усталось смеривая бег.

Быль жива, покуда помнят люди,

И покуда дальше раздают:

Русский дух, молящийся о чуде,

Сам его творит из Божьих руд*.

Всяко чудо наше – рукотворно.

Оттого и грезится вдали:

Путь детей, до истины упорных,

И отцов – святые корабли…

*Божья руда – милость Господня

13.

Из какого ж вымолены храма,

Из какой землицы, расспроси! –

На Руси рождались панорамы,

И всходили зори на Руси?

Распростёрты по свету объятья,

И распахнут настежь небосвод.

С краем край приветствуется – братья,

И столетье чудится за год.

И течёт любовь – реки истоком,

И до нас доносит: испокон,

На Руси в несчастии жестоком

О других молились у икон.

О других – и бережность, и сердце,

И кусок последний, и живот.

Потому любовь сильнее смерти,

Потому Россия и живёт,

Расцветая с каждой новой долей,

Приходясь невестой лишь тому,

Для кого звенели колокольни,

На века отринувшие тьму.

***

Сказано – сделано! Подвиг людской

В город приходит великой ходьбой.

Долы, ликуйте! Бескрайность времён –

С Первой звездою Христос нарождён!


Подписаться
Уведомить о
0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии
0
Оставьте комментарий! Напишите, что думаете по поводу статьи.x
Слово над Ловатью